В общем-то и мыслей не было до отъеда в Израиль. В 9 классе я уже на 90% решила, что буду поступать на искусствоведческое отделение - куда - вопрос второй. Да и наш преподаватель по истории искусств в лицее говорил, что у меня к этому склонность и талант, да и 5 лет лектория при Пушкинском музее давали о себе знать. Так что ни о каком Ближнем Востоке я не думала. 
А потом как-то все стало мгновенно в моей жизни меняться. Весной открылись курсы иврита для девочек около дома, а летом, чуть ли не в мой день рождения, когда мне исполнилось 15, мама прочитала в газете объявление о том, что набирают детей для учебы в Израиле. Должен был быть отбор и все такое. Все родственники покрутили маме у виска и решили, что это несерьезно. Но все туры конкурса я прошла и нужно было решать ехать-не ехать. Так или иначе в ноябре 1992 года я оказалась в Израиле. И это перевернуло всю мою жизнь с ног на голову.
Школа у нас была при движении Бней Акива - для тех, кто не знает - объясню примитивно - молодежное религиозное сионистское движение. Если я неточна - кто знает - поправьте.

Со всеми отсюда вытекающими последствиями - подружками-израильтянками, которые жили в поселениях, митингами против передачи Голанских высот, маршем через сектор Газа в день Независимости. Когда ехали в подружкам в поселения через арабские деревни в автобус периодически летели камни, и в школе были разговоры все время - кто из чьей семьи как добрался до дома.
Но в целом не могу сказать, что было много разговоров о политике - телевизора в школе я не помню, газет мы не читали тогда особо, и если были в курсе всего происходящего, то в основном в изложении родственников и учителей. Я вот сейчас думаю - Израиль и ООП признали друг друга в сентябре 1993 года - я ведь тогда была еще в Израиле - а я этого совсем не помню. Хотя откуда-то же взялась у меня мысль, что надо подбирать уровни всех предметом и получать оценки, необходимые затем для поступления на факультет международных отношений. Помню, что точно хотела заниматься вопросов переговоров с арабами. Не знаю откуда это взялось - в воздухе что ли ветало тогда в 1993  в Израиле? В общем в Израиле летало и каким-то образом долетело до меня.

А потом родители решили, что мне надо вернуться в Москву. По семейным обстоятельствам. И я вернулась со слезами на глазах фактически в январе 1994 года. А это была середина 11 класса. И если в Израиле учатся 12 лет, то в России - было нужно срочно решать куда поступать - а я всем родным уже заявила, что "хочу мирить арабов с евреями" (ну может я не так примитивно объясняла - но так осталось в семейных скрижалях). Выяснилось, что был второй и последний год, когда в качестве вступительного экзамена по иностранному языку в Институте стран Азии и Африки при МГУ можно сдавать иврит. В общем-то можно было сдавать любой восточный язык - при мне сдавали китайский, корейский, и я одна сдавала иврит. Экзамен принимал тот самый Крюков, который назначен сейчас руководителем Российского культурного центра в Израиле, а газета "Маарив" написала, что ему не дают визу в Израиль потому, что он шпион. Ну это тоже  другая история. :-)

Поступила я на арабское отделение, хотя в тот год в ИСАА был и иврит, правда только для историков, а я училась на соц-эке. Поступала, объясняя ошарашенным родным в шутку, что "врага надо знать в лицо". И когда училась думала, что я последняя из своих одногруппников, кто окажется в арабских странах - разве что в Египте по туристической путевке. И когда я писала на 1 или 2 курсе курсовую по эконом.географии про сельское хозяйство Ирака - папа мне сказал - зачем пишешь про страны, где никогда не будешь. Знал бы он, что через несколько лет первой моей командировкой в арабскую страну будет именно поездка в Ирак. 

Именно работа дала мне шанс увидеть столько арабских стран, сколько никто из моей группы не видел. Ну может только 1 человек, но мы с ним не сравнивали никогда. Журналистикой мне стало хотеться заниматься в институте, но хотелось теоретически - ничего я для того, чтобы осуществить свое желание не делала. И вот на последнем курсе после стажировки в Египте позвонил мне с утра мой научный руководитель и сказал, чтобы я позвонила редактору международного отдела в "Независимой газете". Мол он туда позвонил, заметив ошибку в статье про Ирак. Зав. отдела спросил - а типо кто звонит - мало ли сумасшедших звонят каждый день в газету. Научный руководитель сказал, что он профессор ИСАА. Зав. международного отдела "НГ" оказался тоже из ИСАА, правда он китаист. Ну и пожаловался профессору - что человек, который писал про Ближний Восток ушел недавно в другую газету, и не может ли профессор кого-то порекомендовать. Так я оказалась в "НГ" , за что навсегда буду благодарна профессору и своему первому начальнику и редактору по жизни до сих пор. 
Первый год в "НГ" совпал с началом интифады. Я первый раз за 6,5 лет вернулась в Израиль и поняла, что я стала другой. В следующий раз я поняла, что изменилась - этим летом, еще через 6 лет, когда оказалась в Израиле во время войны. Но это тоже другая история.

А менялась я постепенно - просто взрослела - как все, оставаясь при этом все равно с чистой верой в людей, уж не знаю почему - при всем цинизме, обретенном на работе. 
В общем еще в ИСАА я стала пытаться смотреть на мир не наивными глазами девочки, начитавшейся "Эксодуса", а стараться понимать все с двух сторон. Но было непросто, да и сейчас непросто. Трудно взрослеть и понимать, что мир из однозначно белого или черного превращается в многоцветный и расплывчатый. И друзья оказываются по обе стороны границы, да и даже в рамках одной страны - друзья по разные стороны баррикад. И в общем-то я одинаково понимаю, что чувствует моя любимая подруга израильтянка из поселений, и знакомые в Рамалле, и переживала я одинаково за ребят, уходящих в Ливан, и за знакомых в Бейруте. И в душе за эти годы скопилась коллекция  замечательных людей - и левых и правых, и израильтян, и палестинцев и ливанцев, и иракцев и египтян. И не могу я без них, и спорю с ними, и ругаюсь, и растраиваюсь, когда кто-то из них меня не понимает, и радуюсь, когда понимают. Самые близкие понимают - и подруга из поселений, и подруга в Бейруте, и египетские и палестинские журналисты в Москве. Не во всем соглашаются, да и я с ними - но понимаем друг друга. И это в общем-то дает и силы и надежду, когда тошно. 

Я уже (или всего?) 6 лет пишу про Ближний Восток, периодически чертыхаясь и хлопая дверью, крича, что все - больше не могу и не хочу, и моральных сил у меня нет, и надоело и обо всем я уже сто раз писала, но потом как-то понимаю - что не могу я без него, не могу я без арабских стран, без Израиля, без палестино-израильского конфликта. И никто не верит, что я когда-нибудь это брошу, потому, что в общем-то это для меня не работа, это для меня жизнь - моя, моих друзей и родных. И я тайно завидую коллеге, который говорит, что смотрит на арабо-израильский конфликт с позиции естествоиспытеля, отстраненно. А я так не могу, и это плохо для журналиста. И поэтому я теперь стараюсь делать перерывы в ближневосточной тематике, насколько возможно. Но чтоб я не делала - оставалась в журналистике или нет - я буду так или иначе возвращаться к палестино-израильскому конфликту. Потому что - тогда зачем иначе, в чем тогда был смысл моей жизни вот уже почти 13 лет - с тех пор, как я вернулась из Израиля.

Сумасшедшая я, да. Я и не спорю.